Пока я это пишу, мои дети спят в своей комнате, из динамиков звучит песня Лоретты Линн, а моя жена — на свидании с парнем по имени Пауло. Это ее второе свидание на этой неделе; четвертое в этом месяце. Если оно пройдет, как и остальные, она придет домой посреди ночи, заползет в кровать рядом со мной и расскажет мне все о том, как они с Пауло занимались сексом. Я не взорвусь от гнева и не буду обиженно бурчать. Я скажу ей, что это сексуальная история, и я рад, что она повеселилась. Это сексуально, потому что она взволнована, и я рад, потому что я феминист.
Я, финансово зависимый мужчина, больше не виню женщин
До того как моя жена начала спать с другими мужчинами, я, конечно, считал себя феминистом, но представлял себе это понятие довольно абстрактно. Когда я уволился, чтобы сидеть дома с детьми, я начал понимать феминизм совершенно по-новому. Я — финансово зависимый домохозяин, который справляется с изнурительной, тяжелой работой по воспитанию детей. Теперь, когда я понимаю ситуацию, я не виню женщин в том, что они хотят чего-то большего, чем просто быть домохозяйками.
Несмотря на сумку с памперсами, я все еще был Мужчиной
Тем не менее, как мужчина я мог бы, если бы захотел, описать свою "работу" и претендовать на престиж, который мужчины обычно получают от работы. Каждый раз, когда я говорю кому-то, что сижу дома с детьми, мне неизменно отвечают: "Самая тяжелая работа в мире". Они говорят так, потому что единственный способ объяснить, почему мужчина смотрит дома за детьми, — это сказать, что он тяжело работает. Но в этом есть подтекст, который делает комплимент двусмысленным: мы оба знаем, что никто не говорит этого женщине. Матери заботятся; отцы оказывают помощь. Разница огромная. Несмотря на мой полный выход из экономики и традиционных источников мужской идентичности, я все равно могу поспорить, что я кормилец. Я оказываю помощь.
В итоге моя мужская самооценка растянулась, но не сломалась. Несмотря на сумку с памперсами, я все еще был Мужчиной. Так было до тех пор, пока однажды вечером моя жена не упомянула, что поцеловала другого мужчину. И ей понравилось. Поэтому в следующий раз она хотела бы чего-то больше, чем просто поцелуй. Тогда я понял, как сильно мой статус Мужчины зависит от одного факта: что моя жена спит только со мной.
Когда люди спрашивают, как это началось, я говорю так: мы поженились молодыми. У нее был секс и до меня, но только с несколькими мужчинами пару раз. У нее никогда не было ни парня, ни любовника. Я был первым мужчиной, которого у нее появился шанс близко узнать. К 35 годам, уже имея детей и находясь на сексуальном пике, она остро ощутила недостаток сексуального опыта. К счастью для меня, она была готова говорить об этом, спрашивать, открыт ли я для экспериментов. Мы открыли бутылку вина и начали говорить, и говорить, и говорить.
Мы, мужчины, боимся, что когда придет время заниматься сексом, они не выберут нас.
После долгих душевных терзаний о том, почему меня беспокоит то, что моя жена спит с другими мужчинами, я пришел к нескольким выводам. Во-первых, моногамия означает, что я контролировал ее сексуальность. Во-вторых, не вдаваясь в женские исследования об этом, патриархальное подавление сводится к страху мужчины, что женщина с повышенной сексуальностью — это женщина, которую он не может контролировать. Мы не боимся женского интеллекта, чувств или их способности рожать детей. Мы боимся, что когда придет время заниматься сексом, они не выберут нас. Этот мелкий страх привел нас к осуждению всего спектра женской сексуальности: если женщина любит секс, она проститутка; если она любит секс только с мужем или парнем, она скучная и неправильная; если она не любит секс вообще, она фригидная и бесчувственная. Каждый вариант — это ловушка.
Когда моя жена рассказала о потребности в любовнике, она не отвергала меня — она принимала себя
Феминизм всегда возвращается к сексу, даже если мы говорим о чем-то другом. Дело не в том, что все женщины должны быть сексуальными авантюристками. Обет безбрачия — такое же проявление сексуальности, как и разврат. Дело в том, что выбирать должны женщины, а не мужчины, даже не мужья. Для моей жены выбор между уважением наших клятв и реализацией ее желаний был ложным, еще одной ловушкой. Она знала, как сильна была наша любовь, и знала, что ее желание испытать различный сексуальный опыт в нашем путешествии по жизни не уменьшит или не нарушит эту любовь. У меня ушло около шести месяцев — шести месяцев долгих напряженных разговоров и океана красного вина — чтобы понять это.
Когда моя жена сказала мне, что хочет иметь других любовников, она не отвергала меня, она принимала себя. Когда я понял это, я, наконец, стал феминистом.
Это было два года назад, а сегодня мы счастливее, гармоничнее, ближе, крепче, сильнее, чем когда бы то ни было. От чего бы я ни отказался, я не жалею. Я бы не порекомендовал этого всем, но я говорю всем, что нам это подошло.
Как это работает? Мы по очереди ходим гулять
Из-за того, что у нас маленькие дети (6 и 3 лет), один из нас остается дома. Мы не хотим приглашать нянь, потому что тогда у нас есть некий комендантский час. Нам больше нравится отдыхать без временных рамок, чем беспокоиться о том, что в полночь мы превратимся в тыкву. Гулять в одиночестве, находя компанию для отдыха, было легко. Это срабатывало для нас обоих, и да, я тоже наслаждался сексуальным карт-бланшем. Я просто не использовал свой так часто, как моя жена. Важно равенство возможностей, а не итог.
Каково это? Замечательно... в основном
Почти всегда это зрелый, ответственный способ решения наших потребностей и желаний во взаимоподдержке брака. Это очень по-взрослому, особенно потому, что это зависит от открытого, честного общения. Мы гордимся всеми разговорами. Я встречаю много людей, которые говорят, что никогда не женятся, потому что не хотят разводиться. Мне всегда грустно это слышать, потому что они отрезают себя от магической возможности разделить свою жизни с любимым человеком.
Люди не разводятся потому, что не могут больше делиться, они разводятся потому, что чувствуют, что не могут делиться в полной мере. Я никогда не забываю, что моя жена — цельная и динамичная личность, и хотя мы вместе, мы не одно целое. Слишком часто люди попадают в ловушку ролей мужа и жены. А между теми, кем они думают, что должны быть, и теми, кем они являются, — огромная пропасть. Превращение нашего брака в открытые отношения позволило нам заполнить эту бездну. Ложь друг другу начинается со лжи себе. А теперь мы не должны лгать никому.
Бывают моменты ревности, обиды и неуверенности
Недавно моя жена пошла на свидание и заснула в его квартире. Я не слышал от нее ничего после 10 часов вечера, и ее по-прежнему не было дома в 6 утра. На мои сообщения никто не отвечал, а мои звонки переходили на голосовую почту. Тугой узел страха закручивался в моем животе, как только я представлял себе все возможные ужасные сценарии и понимал, что не только не знаю, где она, я без понятия, с кем она. Я представил, как иду в полицию со словами: "Я думаю, что она в Red Hook с парнем по имени Райан. Я не знаю его фамилию, но я думаю, он дизайнер". Я не уверен, что существует слово для уникальной смеси жуткого страха и непростительного стыда, которую я чувствовал утром, воображая, что я потерял жену из-за Райана, возможно, графического дизайнера. Когда она, наконец, написала мне в 7:30 утра, облегчение растеклось во мне как морфий. Она написала: "Чертчертчерт, извини. Уснула". Я ответил: "Просто рад, что ты в порядке, но в следующий раз не молчи. Помни: ты не одна".
Большинство людей удивляются, когда я говорю им, что меня беспокоит не секс-с-другими-людьми. Секс — это легкая часть, веселая часть. Меня волнует не сам секс, а то, с чем он связан, и какие трудности могут возникнуть из-за него. Я не хочу, чтобы она влюбилась в кого-то. И каждый раз, когда она идет на свидание, я сталкиваюсь с тем страхом, что она может. Тем более, что такое уже было.
Поверить ей тогда было последним упражнением на доверие
Это произошло в самом начале. Первый человек, с которым она встречалась уже в браке, до безумия влюбился в нее, а моя жена, восхищенная его обожанием, пыталась ответить взаимностью. Наблюдая за происходящим, я был смущен, зол и в ужасе, что она захочет уйти. Она заверила меня, что не уйдет, и любые чувства к нему не уменьшат чувств ко мне. Поверить ей тогда было последним упражнением на доверие. Мы пережили это, потому что, в конце концов, я поверил ей и научился доверять себе.
Это был вызов открытого брака: черпать силы из уязвимости. Это требовало крайней уверенности в себе. Вы должны изначально по-настоящему любить себя. Это фундамент, на котором строится вся остальная любовь. Отовсюду исходит мысль о том, что то, что я делаю, — для слабаков, неудачников. Что если бы у меня были деньги и статус, я мог бы держать жену "на поводке"; что ее самопознание происходит за счет моей самооценки. Мой открытый брак требовал голос сомнения в голове замолчать, терзая чувство неполноценности. Но я обнаружил, что могу удовлетворить это требование и строить свою уверенность на основных достоинствах, которыми мы все обладаем.
Я благодарен жене, что она подтолкнула нас к этим изменениям, и что бы ни произошло с нами в будущем, я бы сделал это снова. И когда она придет домой сегодня вечером, заползет в кровать рядом со мной, рассказывая о свидании с Пауло, она тоже это сделает.
По материалам: nymag.com
Свежие комментарии